МИССИЯ НЕВЫПОЛНИМА
История о том, как Сергей Ислентьев грандиозную провокацию предотвратил
«Роману Пипия я настоятельно советовал не преувеличивать степень зловредности, исходящей из Москвы от В.В. Володина, а лучше обратить внимание на таких «друзей», как А.В. Бурдавицын, которые, как я тогда считал, сначала создают проблему, а потом её сами же и решают, получая при этом все причитающиеся им преференции».
Дело было в конце зимы 1999 года, когда вся политическая тусовка Саратова была напряжена публикацией в газете «Богатей» серии интервью журналиста А.Н. Крутова с бывшим начальником
ГУВД Саратовской области генерал-лейтенантом милиции В.Н. Булгаковым, в которых последний вскрывал механизмы «теневой экономики» на примере коммерческой деятельности Г.Э. Пипия – человека, близкого интересам тогдашнего саратовского губернатора Д.Ф. Аяцкова.
Затрагивалась в тех интервью, помимо «Ликсара» и всего, что с ним связано, и тема неоднозначной деятельности тогдашнего секретаря Совета безопасности Саратовской области А.К. Мирошина.
Короче, шухер был ещё тот…
На тот момент я работал главным редактором областной газеты «Саратовские губернские ведомости», которую через номинального учредителя – Г.Р. Кузнецова, начальника отдела маркетинга «Ликсара» – как раз и финансировал местный водочный и зерновой олигарх Г.Э. Пипия. Помимо непосредственных служебных обязанностей, за скромное и нерегулярное вознаграждение я оказывал Гулади Эрастовичу посильные услуги политконсультанта в ряде некоторых щекотливых вопросов.
Кстати, моя позиция по этим вопросам была предельно ясна: своему шефу я настоятельно советовал не преувеличивать степень зловредности, исходящей из Москвы от В.В. Володина, а лучше обратить внимание на таких «друзей», как А.В. Бурдавицын, которые, как я тогда считал, сначала создают проблему, а потом её сами же и решают, получая при этом все причитающиеся им преференции.
В подтверждение своей мысли я приводил Гулади Эрастовичу несколько характерных примеров, где такая незамысловатая двухходовка ложилась в основу первоначального накопления капитала. Но Пипия был упёрт в своей близорукости, к тому же регулярные встречи с АКМ также откладывали на него неизгладимый отпечаток романтических заблуждений.
Так вот, вызывает меня как-то поздно вечером Пипия к себе – в головной офис на ул. Чернышевского, а там в его приёмной, помимо Кузнецова, – уже нервно дожидается А.В. Костенко, работавший тогда директором издательства «Слово». Поздоровавшись, с Андреем Валентиновичем и Георгием Рудольфовичем, я вместе с ними прошёл в личные покои Гулади Эрастовича, где и состоялся тот памятный разговор. Мирошина на той встрече не было, но дух его незримо витал под сводами шикарного пипиевского кабинета.
Задача перед нами была поставлена предельно проста: сочинить открытое обращение к читателям «Богатея» и всей саратовской общественности за подписью А.Н. Крутова, в котором он признаётся в вынужденной дезинформации читателей и в клевете на Г.Э. Пипию и его товарищей из политического истеблишмента губернии, а потом опубликовать это «покаянное письмо» в «ближайшем номере» газеты «Богатей», изготовив контрафактный тираж этого фальшивого номера, который бы ничем не отличался, помимо «передовицы», от номера настоящего.
Признаюсь честно: идея эта мне сразу не понравилась. И не потому, что исходила не от меня, хотя обозначенная проблема входила именно в мою компетенцию в силу вышеуказанных обстоятельств, а по следующим причинам.
Во-первых, я вместе с моим первым заместителем – П.Н. Красильниковым – стоял у истоков создания газеты «Богатей», консультируя в то время Э.Г. Бабаджана, с которым мы работали бок о бок в рамках медиа-проекта «Ева», финансируемого ГК «Самолёт». Об этом обстоятельстве Пипия не знал, как до конца не понял и того, что это именно он в июне 1995 года передавал Петру Николаевичу в кабинете первого вице-мэра г. Саратова Д.Ф. Аяцкова 2 млн. рублей – завёрнутые в страницы журнала «Огонёк», – предназначавшиеся для государственной регистрации и дальнейшего выпуска газеты «Саратовский репортёр». И дискредитировать издание, к появлению которого я был причастен – наравне с Красильниковым – как медиа-консультант Бабаджана, у меня не было ни малейшего желания.
Во-вторых, и я, и Андрей Костенко прекрасно понимали, что технически осуществить задуманное не представляет большого труда. Особенно, учитывая административный ресурс Андрея Валентиновича. Можно было, конечно, скопировать репринтные файлы полос очередного номера «Богатея», когда номер газеты будет на технологической стадии фотовывода полос в репроцентре издательства «Слово», а затем силами своего верстальщика осуществить внесение изменений в вёрстку первой полосы этого номера и «запараллелить» изготовление форм и офсетную печать. Но каким образом распространить этот контрафактный номер, в то время как через систему «Роспечать» будет реализовываться номер настоящий, было совершенно не понятно.
В-третьих, и это самое главное, все мы прекрасно понимали, какой грандиозный скандал вызовет эта провокация. Возбуждение уголовного дела по заявлению главного редактора В.М. Горбачёва в этом случае было неизбежно. И в том, что следствие обязательно выйдет на заказчиков и исполнителей этого преступления, сомневаться тоже не приходилось. А садиться на нары ни мне, ни Костенко, понятное дело, не хотелось.
Но и ослушаться приказа всесильного олигарха, близкого к губернатору, мы тоже не могли: я мог запросто вылететь с работы – и это в лучшем случае, а Костенко, как директор областного издательства, мог остаться без административной и финансовой поддержки со стороны Московской, 72, и тогда его дни, как директора, были бы сочтены. Одним словом, куда ни кинь – всюду клин!
Короче, вышли мы из кабинета Пипии в полной растерянности и с нехорошими предчувствиями. Служебный оптимизм Кузнецова нас практически не воодушевлял, но и выхода из создавшейся тупиковой ситуации мы пока не видели.
На следующий день, как и договаривались, я подготовил текст «покаянного письма» Александра Крутова, отпечатав его на пишущей машинке. (С тех самых пор я взял за правило никогда не набирать тексты, относящиеся к области «чёрного пиара», на персональном компьютере, дабы не оставлять никаких следов).
Кстати, этот текст был озаглавлен так же, как и мои недавние откровения на интернет-портале OM-saratov.ru, – «Не могу молчать!». Имея за плечами богатый опыт, мне не стоило большого труда стилизовать это фальшивое обращение под журналистский почерк Крутова, благо особыми литературными изысками его стиль никогда не отличался.
В этом тексте от лица Крутова я повинился за ту ложь, которую, якобы, пришлось публиковать под давлением со стороны. Всё выглядело так, что Крутова принудили к «наездам» на Пипию и его влиятельных покровителей с Московской, 72 под угрозой разоблачения его, якобы, нетрадиционной сексуальной ориентации. Дескать, любые попытки сопротивления такому шантажу заканчивались жестокими избиениями, но любому терпению, мол, всё равно приходит конец. Вот такая незатейливая мотивация.
Придумывать что-либо более изящное и правдоподобное уже не было времени, да и желания особого, честно говоря, тоже не было. Но, судя по тому, с какой заинтересованностью Пипия отнёсся именно к этому сценарию «прозрения Крутова», можно было сделать вывод о том, что яблоко «креатива» упало не далеко от «древа познания», вкус плодов которого мне тогда был не доступен.
Получив от Пипии некоторые указания на счёт внесения изменений в содержание этого «открытого обращения» (касательно деятельности «Ликсара» и проводившихся на нём проверок), я отредактировал «крутовское откровение», представив его в законченном виде уже на следующий день.
В тот вечер собрались все – Кузнецов, Костенко, я и Пипия: решали со сроками реализации затеянной провокации, отрабатывали возможные «пути отхода», если вдруг на каком-либо этапе эта «спецоперация» окажется сорванной. Совещание продолжалось до поздна, и разошлись мы где-то часов в 11 вечера, если ещё не позднее.
Прекрасно помню: шёл мокрый снег, который мы с Костенко месили ногами, нарезая круги вокруг Липок, когда обдумывали своё незавидное положение. На душе было пакостно, и погодка была подстать. «Гуляли» часа полтора не меньше, взвешивая все «за» и «против» непростой ситуации, заложниками которой оказались мы оба. Хорошо ещё, что общались тет-а-тет – без Кузнецова, поэтому степень доверия друг к другу была практически полной.
Андрей Валентинович был близок к панике, потому что прекрасно понимал, в какое дерьмо мы можем вляпаться. Но при этом сохранял решительность и готовность к действию, если вдруг обнаружиться спасительный для нас план. Этого было достаточно, чтобы я смог заручиться его поддержкой и действовать на своё усмотрение. На худой конец, Костенко всегда мог дистанцироваться от меня, заявив о своей непричастности к этим «сепаратным переговорам», что для меня, откровенно говоря, было уже не принципиально.
Попрощавшись с Костенко, я поплёлся по обезлюдившему проспекту Кирова, лихорадочно соображая: что же делать? Ноги сами привели к Ислентьеву – в его знаменитый на весь Саратов круглосуточный офис, расположенный в первой подворотне за Домом книги.
Хозяин офиса, как всегда, был на месте. Бессменный секретарь Ислентьева, ставшая потом директором его «Юридического бюро», – Айгуль Борисовна Альжанова – традиционно предложила мне зелёный чай, за которым я и рассказал Сергею Алексеевичу о постигшей нас с Костенко беде. Молча выслушав меня, Ислентьев нервно закурил и продолжал смолить свою «Яву» до тех пор, пока в его голове не вызрел план.
Успокоив меня тем, что разруливание этой ситуации он берёт на себя, Ислентьев с ходу выдал имя человека, в чью «светлую» голову могла прийти такая «гениальная» идея с контрафактным номером «Богатея», и отвесил в его адрес несколько смачных «комплиментов», не стесняясь в выражениях. После чего мы попрощались, и в третьем часу ночи я пошёл в свою редакцию, так как ехать домой в таком настроении не было ни малейшего желания.
Утром меня разбудил телефонный звонок: звонил Андрей Костенко. Голос его был радостно взволнован:
- Сергей! Мне только что позвонил Роман Эрастович и дал отбой! Понимаешь?! Отбой! У нас получилось…
«У нас», – подумал я, и усмехнулся.
Пройдёт немного времени, и А.В. Костенко, благополучно завершив подготовку к приватизации издательства «Слово», займёт должность министра печати и информации Саратовской области, и наши с ним пути больше ни разу не пересекутся.
…Как выяснилось потом, той же ночью Ислентьев позвонил Роину Пипия – младшему брату Гулади Эрастовича, который был директором ресторана «Тройка» и занимался обширным торговым бизнесом. Под утро Роин уже был в офисе Ислентьева, и тот на пальцах объяснил родственнику олигарха, какой «кирдык» будет им всем в случае провала затеянной провокации, в неизбежности которого компетентные люди уже не сомневались.
Рисковать своим бизнесом ради политических игр старшего брата Роин не хотел: тем более, что в памяти у всех ещё свежи были впечатления от криминальных разборок, связанных с переделом сфер влияния. И утром он убедил Гулади отказаться от этой заведомо провальной затеи. После чего уже сам олигарх позвонил Андрею Костенко и дал «отбой», доложив о своём решении «наверх».
Нам оставалось только «взять под козырёк», свободно вздохнув полной грудью.
Так Сергей Алексеевич Ислентьев предотвратил грандиозную провокацию, фактически, на стадии подготовки, не дав нам взять грех на душу.
И кто бы что не говорил и не писал об Ислентьеве – ныне, увы, покойном, могу сказать только одно: о тёмной стороне этой неординарной фигуры в Саратове знают многие, но вот о светлой стороне – ведают лишь единицы.
Пришло время подвести баланс.
P.S. А сколько ещё таких историй? Десятки, сотни?!... И сколько ещё «белых пятен» саратовской журналистики остаются не проявленными в силу тех или иных конъюнктурных соображений!
Сергей ПОЧЕЧУЕВ
Фото Алексея ХЕЙСТВЕРА и Николая КЛЁНОВА
В материале использована фотография из личного архива С.А. Ислентьева
